пригласила вас. Но мне очень бы не хотелось, чтоб он увидел вас и особенно с этим. Я никак не могу от него избавиться, — непонятно произнесла она, потупившись.
— Скажите, пока никого нет, — я повернулся, чтоб убрать духи, поставил, хлопнув по полке, хозяйка квартиры вздрогнула. Я вслед за ней. — Скажите, Артур, он ведь бросил вас не просто так. Он узнал кто вы. Зачем вы скрывались от него?
Виктория подняла на меня потяжелевший взор. Долго молчала.
— Вам не понять. Я знала, что он ветреный, что пустоголовый, что я пройду в его памяти незамаченной, что… но мы раз познакомились, и этого хватило. Мне хотелось хотя бы на чуть-чуть быть его. Не кого-то другого, его. Вам не понять.
— Вы правы. Когда-то давно я считал его своим первейшим другом. Вот странно, но это до сих пор так, хотя и узнал о нем много такого, за что в жизни возненавидел бы.
— И я тоже. Мы оба притворялись не тем, кем были. Он зажиточным нуворишем, я барышней-крестьянкой. Зачем? — не спрашивайте. Сама не пойму. Но мне через месяц или два показалось, он будет со мной и дольше и дальше. Я… я хотела развестись, все равно ведь развелась, пусть и через год после нашей размолвки, после того, как он узнал и вот так по-скотски свинтил, оставив меня с ребенком, одинокую, пустую, бессмысленную. Он вертел мной. Но и я того хотела. Мне казалось, ребенок нас как-то…
— У него их двое, две дочери.
— Я узнала об этом только накануне гибели. И уже не успела. Ничего не успела. Не знаю, как и зачем я вам пытаюсь все объяснить. Зачем вы вообще здесь, я понимаю брата, он прав, вам нельзя было приходить после того, что я наговорила, вот и сейчас я говорю, пытаясь облегчить душу, потому как некому облегчить, а мне надо сказать многое: и что я виновата, и не виновата в его смерти, и что он сам бросил меня, поставив себя в то положение, что… нет, не так. Все не так. Он бросил меня, а я думала…
— Отомстить.
— Шантажировать. Рассказала о ребенке, он испугался. Велел сделать аборт, умолял, вернее так, защищался. Семьей. Он даже не пришел объясниться. Он закрывался всеми своими, вел себя как подонок, правда, как форменный мерзавец, — вздохнула, выдохнула. — Не знаю еще, что сказать. Только то, что знала, когда и куда он поедет, это правда. Но я не желала смерти, нет, я хотела заставить его хотя бы на мгновение побыть мужчиной.
— Это как?
— Сейчас и я сама не пойму, как. Вы не представляете, сколько раз я ошибалась и сколько, наверное, ошибусь. Но это самая бесценная моя ошибка. Я и сейчас не могу расстаться с ней.
Шорох в коридоре. И холодный голос из-за двери:
— Не можешь и не хочешь.
В комнату вошел ее двоюродный брат. Ткани выпали у Виктории из рук. Она обернулась всем телом, когда тот сделал первый шаг и сама шагнула навстречу, загораживая меня своим телом. Точно забывшись. Артура с ней не было уже около года. А ей, верно, казалось сейчас…
— И не собираешься. Только трепать языком готова. Ты ведь не Артура своего ненаглядного убила, ты всех положила. Меня, моих товарищей, кучу невинных людей, вроде него, — кивок в мою сторону, — Ты же знаешь, я не буду стоять в стороне, наблюдать как сестра катится по наклонной. Я… то, что ты еще и треплешь всем, тебе же хуже. Не тебе грех, а я, я честно исполняю свой долг. Братский, отеческий, не суть. Всегда исполнял, везде исполнял, и сейчас исполню.
— Борис, даже не смей, я запрещаю тебе.
— Ты уже ничего не можешь. Себя даже не контролируешь, а ведь без этого, что за баба, столько раз говорил. Не нужна мужику такая, которая на него вешается. И которой подонок пользуется по мере сил, а потом бросает беременной. Да еще аборт вынуждает делать… — и уже ко мне. — А ты попрощайся с Викторией и со своим умением, модельер. Сейчас поедешь со мной. Водить умеешь?
— Нет, — голос оборвался, бездна раскрылась передо мной. Словоохотливый убийца, покусывая губы, будто повторял нескончаемый монолог, раз за разом перед своей сестрой. А она в ответ…
— Тогда поедешь в багажнике, твои проблемы. Вика, у тебя старый «фиат» на ходу?
— Я не знаю. Нет, не смей даже думать!
— Ключи… а ключи я и так помню, где. Собирайся и молись своему аллаху, если вдруг религиозный.
Я вздрогнул всем телом, глядя на него сквозь разметавшиеся волосы Виктории. Как-то сам не заметил, как съежившись, стал одного с ней роста. А вроде невысокая.
— Борис, даже не думай! Тебе он не достанется, и так крови на тебе столько, сколько…
— Сколько? Сколько надо крови. Можешь себя винить в ней.
— Почему ты не сдался?
— Потому, что я боец, а не бандит.
Сквозь страх пришло открытие. Так вот оно что — передо мной не просто тот самый убийца всех подряд, своих и чужих, безжалостный и беспощадный как волк, дорвавшийся до овчарни. Он еще и солдат. Я прежде полагал, как и многие газеты, что оставшийся в живых зверь имеет навыки специальной подготовки. Еще бы — столько жертв, в том числе среди тех, спецназа, исключительных бойцов, которые пытались его взять живым. Обязательно живым, чтоб потянулась ниточка, чтоб омтплпмь зацепка. Они встретились лицом к лицу со своим отражением, с таким же воякой, не знающим ни страха. Стальным воином, умеющим и понимающим только одно.
Все это стремительно промелькнуло в мыслях и тут же осело. Борис сделал шаг в комнату, Виктория прижалась ко мне, вжала в стену, закрывая собой. Я чувствовал, как ее трясет, и этот страх передавался мне, душил, приходя волнами.
— Не смей! Я не просила тебя уничтожать их, всех, его, жену, детей, наконец. Никого.
— Ты хотела, чтоб он раз и навсегда оставил тебя в покое.
— Я хотела, чтоб он жил!
— Ты отдала приказ солдату. Солдату! Что еще ты хотела, чтоб он сделал? Извинился, послал, дал пинка под зад? Ты сама понимала, с кем говоришь и о чем.
— Я звонила тебе, перед тем, как узнала, что он едет не один, — едва слышно произнесла Виктория. — Я умоляла тебя, я на коленях умоляла.
— Я не видел, — холодно изрек он, вдруг разом успокаиваясь. — И потом, как ты повела себя после всего этого? Прятала меня месяц на даче, а потом… ну?
— А что мне оставалось делать, ты же мой брат, я не могла тебя сдать.
— Интересно, почему? Я ведь убийца стольких человек.
